Смерть идущая по следу. Страница 26

     Слова, вынесенные в заголовок этой главы, узнает любой, взявший на себя труд прочесть текст физико-технической экспертизы, проведенной радиологической лабораторией Свердловской городской санитарно-эпидемиологической станцией в период с 18 по 25 мая 1959 г. Собственно, из ее заключения они и взяты. Напомним, что тогда по постановлению следствия проверялись на наличие радиоактивности биосубстраты, полученные из внутренних органов Дубининой, Золотарева, Колеватова и Тибо-Бриньоля, детали их одежды и грунт из ручья, в котором были найдены тела погибших туристов.

     Тут возникают два взаимосвязанных вопроса, ответы на которые невозможно дать вне рамок версии «контролируемой поставки». Первый: что за радиоактивное вещество высокой чистоты, демонстрирующее исключительно бета-активность, оказалось на одежде погибших туристов? Второй: почему в поисках ответа на первый вопрос следователь Иванов обратился в радиологическую лабораторию Свердловской СЭС, а не в организацию, для которой подобное исследование не составило бы проблем?
     Пойдем по порядку, то бишь с конца. Следователь Иванов не утруждал себя установлением природы радиоактивного загрязнения, поскольку этого от него никто не требовал. А не трепали лишь потому, что имелась осведомленная инстанция, "Редставители которой хорошо знали, какой именно изотоп годился на одежде погибших. Им важно было убедиться, что Радиоактивные вещи не переданы, — и как только подтверждее было получено, дальнейшая работа Иванова оказалась не ужна- Она делалась просто бессмысленной и в каком-то смысле же вредной, поскольку грозила оглаской.
     Потому-то следователю и приказали не пытаться установить тип изотопа, расследование закрыть, а о физико-технической экспертизе в итоговом тексте постановления о закрытии следствия — не упоминать. Более того, сам текст ФТЭ засекретить, из дела изъять и отправить как отдельную единицу на храненив «особый сектор облпрокуратуры», где она благополучно и пролежала почти 40 лет, пока дело не было восстановлено в более-менее полном виде. Интересна формулировка, с которой была проделана эта замысловатая комбинация, приведем ее дословно, сохранив стиль подлинника: «листы дела 370—378 как не относящиеся к делу из дела изъяты и хранятся в особом секторе облпрокуратуры. Прокурор-криминалист Иванов. 10/УП-59г.». Нормально, да? Не забудем, что сначала прокурор-криминалист считал результаты ФТЭ настолько существенными, что написал о них в черновике «Постановления о прекращении дела», вызвав ярость областного прокурора Клинова. Тот в сердцах перечеркнул абзац, посвященный экспертизе, аж даже двумя линиями. Следователь Иванов после полученной головомойки моментально все понял, изменил свою точку зрения на прямо противоположную и признал результаты радиологической экспертизы «не относящимися к делу»! Однако фокусы с присвоением степеней секретности на этом не заканчиваются. Уже на следующий день — П/УП 1959 г. — следователь Иванов пишет новую шедевральную резолюцию, адресованную, очевидно, начальнику архивной части областной прокуратуры Роговой Ю. И.: «По указанию Н. И. Клинова просьба хранить (уголовное дело. — А. Р.) в секретном архиве, пакет (с текстом ФТЭ) хранить — в с/с производстве». «С/с» означает «совершенно секретное производство», именно в совсекретную часть Архива и была спрятана на многие годы как физико-техническая экспертиза, так и переписка Иванова с отделом кадров п/я 404, того самого Управления строительства № 859 Министерства среднего машиностроения, в котором работал с 11 сентября 1957 г. по 19 января 1959 г. Георгий Кривонищенко. Ну, а после всех этих манипуляций Иванов предусмотрительно ото-брал подписки о неразглашении материалов следствия у всех «посторонних причастных», то бишь студентов-поисковикоп и родственников погибших туристов.

 

     Показательно и то, что территориальный орган КГБ, узнав о результатах ФТЭ товарища Левашова, остался странно равнодушен. И сотрудники госбезопасности совсем не озаботились установлением типа таинственного бета-излучателя, да и вопросов относительно погибших туристов нигде никому не задавали Даже отца Кривонищенко на допрос в КГБ не вызвали... и отца Слободина — тоже. Из-за каких-то пустяков вроде частушек написанных от руки на банкнотах, целые отделы работали чуть ли не круглосуточно, а тут — 9 человек погибли чудовищной смертью, из них трое — явно не от переохлаждения, двое являлись секретоносителями высокой степени допуска, у погибших оказались найдены три разнородных предмета одежды со следами некоего высокоактивного изотопа высокой чистоты и... ничего! Областному управлению КГБ до этого нет никакого дела!
     Что бы это могло значить? Да только то, что «осведомленная инстанция» была по своему статусу выше свердловского областного управления КГБ и находилась в Москве. Где, собственно, и задумывалась вся операция «контролируемой поставки» радиоактивного груза.
     А теперь самое время сказать несколько слов о том, с какого рода радиоактивным грузом мы имеем дело в рассматриваемом случае. Все-таки важно понять, чем же по своей природе являлась таинственная ноша, ради которой Комитетом государственной безопасности была задумана и реализована до такой степени нетривиальная операция, что даже спустя более полувека наши сограждане не могут поверить в ее возможность. Только прежде чем назвать таинственный изотоп и объяснить важность всего того, чем занимались сотрудники КГБ в районе Холат-Сяхыл в конце января 1959 г., совершенно необходимо сделать некоторое отступление в историю отечественной военной техники.
     К середине 1950-х гг. как в странах социализма, так и в крупнейших капиталистических государствах в области создания и массового внедрения в войска различных вооружений наметился революционный скачок. С момента окончания Второй мировой войны практически во всех видах и родах войск произошла смена поколений — появились ядерное оружие, массовая реактивная авиация, баллистические ракеты разных классов, атомные подводные лодки, зенитные управляемые ракеты, радиолокационные станции разных типов и назначения и т. д.и т. п. Техническая мысль советских конструкторов военной техники уже билась над обоснованием таких перспективных видов оружия, как самолеты с атомными двигателями, передвижные атомные электростанции на танковом шасси, ядерные торпеды сверхкрупного калибра для формирования цунами, высотные крылатые ракеты межконтинентальной дальности и пр. Анализируя события той эпохи, трудно отделаться от ощущения, что слово «невозможно» как будто исчезло из русского языка — вторая половина 1950-х гг. оказалась временем, когда ставились и решались задачи, казавшиеся совершенно фантастичными еще 5 лет назад.
     В 1956-1957 гг. в Специальном конструкторском бюро №43 (ныне Санкт-Петербургское морское бюро машиностроения «Малахит») молодым тогда начальником сектора перспективного проектирования Анатолием Борисовичем Петровым была предложена совершенно революционная для своего времени концепция «сверхмалой атомной лодки-автомата». Сам конструктор называл свое детище «подводным истребителем». Корабль виделся ему максимально автоматизированным, скоростным и глубоководным — по всем этим параметрам ему предстояло превзойти все существовавшие и перспективные атомоходы вероятного противника. Экипаж лодки Петрова должен был составлять всего 12-15 человек, а водоизмещение не превышать 2 тыс. тонн. После нескольких лет проработок идеология «подводного истребителя» получила признание и в конечном счете была реализована в уникальном во многих отношениях проекте подводных лодок, известных под шифром «705». Одновременно с проектом 705 СКБ № 143 продвигало еще один по-настоящему революционный проект, вошедший в историю под шифром 661. Он, хотя и предусматривал создание подводной лодки, по своим кораблестроительным элементам и эксплуатационным характеристикам более «классической», нежели корабли 705-го проекта, тем не менее включал немало прорывных технических идей.

     В рамках обоих названных проектов советскими конструкторами планировалось совершить почти невозможное — отказаться от стали в качестве главного конструкционного материала. Со времен бронзового века железо и его различные сплавы являлись технологической основой земной цивилизации, и не будет ошибкой сказать, что человеческое общество и известный нам быт стали такими лишь потому, что на определенном этапе познания мира люди научились обрабатывать железо и пользоваться железными орудиями труда. И железным оружием тоже. Теперь же перспективное мышление советских военных конструкторов выводило человечество на новый уровень технологического совершенства, на котором стали предстояло уступить место титану.
     Нельзя, правда, не отметить, что сталь и ее сплавы с точки зрения технологии, в общем-то, совсем неплохи — они подда-ются ковке, штамповке, сварке, гибке, прокату в лист и профиль силового набора. Вместе с тем есть несколько принципиальных «но», от которых очень хотели бы избавиться конструкторы СКБ-143: сталь коррелирует в морской воде, имеет довольно высокую плотность (а значит, и массу конструкций) и, наконец, она магнитна. Вот лишь небольшая цитата: «при разработке предэскизного проекта 661 рассматривались три альтернативных варианта выбора материала корпуса: сталь, титановый сплав и алюминий. Нецелесообразность применения алюминия доказывалась достаточно убедительно, а вот интерес к титановым сплавам как к особому конструкционному материалу с высокой прочностью при малом удельном весе, высокой коррозионной стойкостью, немагнитностью оправдывался специфическими условиями эксплуатации подводной лодки, когда снижение веса конструкций и повышение долговечности оказывались особенно ценны» (цит. по: Дергачев Ф. Г. Первая в мире высокоскоростная подводная лодка проекта 661: сб. ст. СПб.: Гангут, 1998. Вып. 14. С. 60-61).
     Было известно, что титан в морской воде обладает свойствами благородного металла, этот металл парамагнетик, наконец, он имеет небольшую плотность. Именно на него Анатолий Петров и делал ставку как на потенциальный «металл будущего». Правда, были и загвоздки — цена чистого титана превышала Цену золота, а единственный его производитель в СССР — Запорожский титаново-магниевый комбинат — выпускал всего лишь 2 тыс. тонн титановых сплавов в год. Само качество титановых сплавов никак не соответствовало запросам подводников. Известен случай, который повторяли как анекдот: один из маститых оппонентов молодого Анатолия Петрова (тот закончил Ленинградский кораблестроительный институт лишь в 1950 г.), желая высмеять «мальчишку-фантазера», принес на совещание в кабинет директора СКБ Перегудова шайбу из титанового сплава. Он катнул ее по поверхности стола, дождался, когда шайба упала на пол и раскололась, после чего ехидно поинтересовался: «И вы, юноша, из этой трухи хотите делать свои подводные истребители?»

     Может показаться невероятным, но скептики были сокрушены. Группа молодых ученых из ленинградского Центрального научно-исследовательского института № 48 (ЦНИИ-48, ныне ЦНИИ «Прометей») разработала уникальный корпусной сплав на основе титана и технологии, необходимые для его обработки (в том числе резки и сварки в среде инертного газа). Результаты «мозгового штурма», предпринятого сотрудниками ЦНИИ-48, оказались столь обнадеживающими, что еще до окончания исследовательских работ «по титану» совершенно секретным совместным постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР от 28 августа 1958 г. «О создании новой скоростной подводной лодки, энергетических установок новых типов и развитии научно-исследовательских, опытно-конструкторских и проектных работ для подводных лодок» именно титан был определен в качестве материала для строительства подводных лодок проекта 661 (построили, правда, всего одну лодку, но изначально планировалась серия). Несколько позже было принято аналогичное решение и по проекту 705, хотя в нем уже предполагалось использовать иной тип титанового сплава. Специальными решениями Партии и Правительства в СССР стала создаваться крупнейшая в мире титановая промышленность, и уникальный производственный комплекс этого направления был заложен на Среднем Урале.

     Итак, летом 1958 г. Советской Союз стоял на пороге революционного прорыва в области технологий строительства подводного флота. Не зря говорится, что подводные лодки — это оружие слабейшего; не имея возможности бороться с десятками авианосцев и сотнями крейсеров стран НАТО, Советский Союз мог обесценить морскую мощь своих противников роем сверхскоростных и сверхманевренных подводных лодок из титана, способных продемонстрировать невиданные тактико-технические данные. К слову сказать, лодки проектов 661 и 705 остаются и поныне самыми скоростными и маневренными подводными судами в мире. За истекшие десятилетия ни одна морская держава не сумела построить ни единого судна, способного хотя бы приблизиться по этим параметрам к упомянутым советским субмаринам.

Понятно, что феноменальный прорыв Советского Союза в области титановых технологий требовал всемерного сокрытия этого факта от разведок потенциального противника, в том чисяе и посредством дезинформации. Со времен Второй мировой бойны советские контрразведчики знали, сколь значительных результатов можно добиться хорошо продуманной и последовательно проведенной дезинформационной операцией. Крупные радиоигры «Монастырь» и «Березино», проведенные против фашистского абвера на заключительном этапе войны, позволили полностью дезориентировать военное командование Третьего рейха.

Сейчас об этих дезинформационных операциях широко известно — о них написаны мемуары участников, десятки исторических романов разной степени достоверности, сняты кинофильмы. Гораздо менее известны другие оперативные комбинации подобного рода, счет которым идет на многие десятки. Среди наиболее продолжительных дезинформационных игр такого рода — операция «Миф», начатая еще летом 1945 г. в ходе Потсдамской конференции при непосредственном участии самого Сталина. На протяжении многих лет Советский Союз официально выражал озабоченность судьбой Адольфа Гитлера, рассчитывая получать внешнеполитические дивиденды из страха западных либералов перед «неонацистским реваншем», пусть даже и сугубо гипотетическим. На самом деле спецслужбы Советского Союза лучше всех были осведомлены об истинной судьбе «фюрера германской нации», что не мешало им ломать комедию более четверти века.

     Кстати, определенную роль в операции «Миф» сыграл и Иван Александрович Серов, бывший летом 1945 г. представителем НКВД в советской оккупационной зоне Германии. Именно Серов «по-дружески», без протокола сообщил коллегам из союзнических спецслужб, будто достоверно известно о казни двойника Гитлера, а судьба самого фюрера неясна (чуть позже Сталин подыграет этой легенде, обронив наедине с Трумэном: «Мы знаем, что Гитлер в Аргентине»).
     Летом 1958 г. Серов уже возглавлял Комитет Государственной безопасности. Имея за плечами опыт противостояния спецслужб во времена Великой Отечественной войны, он, безусловно, знал толк в операциях по дезинформации. И когда Комитету госбезопасности было поручено обеспечить контрразведывательное прикрытие масштабных работ по «титановой тематике», Серов прекрасно понимал, сколь важна поставленная задача. Для этого недостаточно просто скрывать правду — надо активно врать. Американцев и их союзников следовало всеми возможными способами убеждать в том, что в СССР по-прежнему делается ставка на классическое подводное судостроение из стали. Как можно было это сделать? Подставить агента, который расскажет, что на судостроительных заводах по всему Советскому Союзу массово строятся подводные лодки из стали? Такая осведомленность покажется подозрительной и лишь вызовет множество крайне болезненных (с точки зрения сохранения гостайны) вопросов о типах лодок, их количестве, сроках строительства и т. п. Кроме того, ничего нового в стальном судостроении для противника не будет — все страны НАТО строили (и строят поныне) подводные лодки из стальных сплавов. Очевидно, информация должна , во-первых, подаваться отрывочно, фрагментарно и даже отчасти запутанно (это повышает доверие к источнику, поскольку рядовой работник не может видеть картину целиком), а во-вторых, не касаться напрямую темы конструкционных материалов для новых типов подводных лодок. Пусть нужный КГБ вывод противник делает сам, как бы без подсказки завербованного агента. При этом информация не должна быть явной «липой» и опровергаться экспертами как недостоверная. Одновременно с этим она не должна наносить серьезного ущерба государственной безопасности СССР, дабы не получилось так, что, сохраняя одни тайны, Комитет госбезопасности выдает потенциальному противнику другие.
     Как видим, довольно заурядная на первый взгляд задача сразу же становится далеко не тривиальной, когда требуется найти практические пути ее решения. И найденный вариант выполнения задачи оказался действительно изящным. Он полностью удовлетворял перечисленным выше требованиям и вместе с тем ни в каком виде не мог нанести ущерб безопасности государства.
     Общая идея задуманной операции по дезинформации разведки вероятного противника, скорее всего, могла сводиться к следующему: в Советском Союзе рассматривается вопрос о масштабном производстве самых современных ингибиторов (замедлителей) коррозии стали в морской воде. И поскольку Хрущев принял решение о беспрецедентном сокращении надводного флота, в ходе которого пошли «под раздел» не только корабли, отслужившие в строю Великую Отечественную войну, но и находившиеся на стапелях недостроенные крейсера и эсминцы, значит, запрос на большие объемы современных ингибиторов может исходить только от подводников. Обширная программа атомного подводного судостроения с неизбежностью потребует самых современных технологий по борьбе с коррозией, поскольку терять современнейшие корабли по причине их разрушения ржавчиной — верх расточительства.
     Очень перспективным ингибитором стали в морской воде была признана в те годы краска на основе пигмента хромата стронция — SrCrO₄. В принципе, таковой она остается и поныне. Краски вообще являются неплохим средством защиты изделий от неблагоприятных условий внешней среды, поскольку создают защитную пленку (протектор). Но хромат стронция, в отличие от обычных красок, являлся не только протектором, образующим изолирующий слой, но и ингибитором, поскольку входивший в его состав стронций был более активным металлом, нежели железо, и потому соленая морская вода на микроуровне взаимодействовала именно с ним. Безусловными достоинствами краски на основе хромата стронция было то, что она защищала все типы стали, используемые в судостроении, в воде любого со става, температуры, при различных условиях обтекания водным потоком. В качестве альтернативных пигментов отрабатывались и хроматы других химических элементов, например цинка и свинца, но по своим качествам они уступали хромату стронция.
     Все это было хорошо в теории, однако на практике существовала одна проблема, которая перечеркивала все достоинства указанного ингибитора — Советский Союз испытывал жестокий дефицит стронция. Надо сказать, что природный стронций вообще довольно редок — по распространенности химических элементов в литосфере Земли он занимает место в третьем десятке. Ввиду своей высокой химической активности в чистом виде не встречается, а образует сложные соединения примерно в сорока видах минералов. Даже отыскав залежи подходящего минерала, извлечь из него чистый стронций довольно проблематично, поскольку необходимо избавляться от большого количества сопутствующих компонентов. При всем богатстве недр Советского Союза к концу 1950-х гг. сколько-нибудь серьезных природных запасов стронцийсодержащих минералов практически не было известно. В 1947 г. в Таджикской ССР был запущен гидрометаллургический завод, эксплуатировавший единственное месторождение, имевшее промышленное значение. Остальные запасы стронция находились в столь бедных месторождениях, что организация там промышленной добычи представлялась делом почти безнадежным. Европейские и американские геологи подобные «месторождения» даже не учитывали в своей статистике, считая породу пустой. Поэтому проблема обеспечения промышленности стронцием стояла в СССР того времени весьма остро. В таких условиях организовать массовое производство хромата стронция в интересах подводного судостроения представлялось делом совершенно нереальным.
     Однако!..
     Однако стронций естественным образом нарабатывался в атомных реакторах в виде побочного продукта. В химическом отношении это был тот же самый стронций, что встречается в природе, с единственным отличием — наработанные изотопы были радиоактивны. Большинство из них имели очень небольшие периоды полураспада и быстро исчезали, поэтому практическое значение имел только один изотоп — стронций-90 (его период полураспада равен 28,8 года). В отсутствие природного материала для массового изготовления ингибитора вполне годился стронций-90 из реакторов. Конечно, он был опасен в обращении — при собственном распаде давал довольно «жесткое» бета-излучение энергией 0,546 МэВ, а образовавшийся иттрий-90, с периодом полураспада всего 64 часа, быстро претерпевал новый распад с выделением бета-частицы энергией 2,28 МэВ, давая еще более «жесткое», а значит и опасное, излучение. Однако само по себе бета-излучение краски-ингибитора, которой покрыли бы прочный корпус подводной лодки, ничем экипажу не грозило. При толщине борта 30—60 мм все излучение задерживалось бы корпусом. Внутри самой лодки присутствовали куда более опасные для жизни подводников источники излучений различной природы — там имелись и торпеды с плутониевыми БЧ, и атомные реакторы, и многочисленное оборудование, создававшее высокочастотные электромагнитные поля. Кроме того, на некоторых типах подводных лодок в непосредственной близости от прочных корпусов размещались контейнеры с крылатыми или баллистическими ракетами, которые несли термоядерные боеголовки. Так что покраска корпусов краской, дававшей бета-излучение, не делала жизнь экипажей опаснее и вовсе не представлялась чем-то из ряда вон выходящим. Если в те годы всерьез рассматривались проекты атомных самолетов с неограниченным радиусом действия, способных превратить собственные аэродромы в зоны сплошного радиационного заражения, то антикоррозионная краска для корпусов подводных лодок с сопутствующим бета-излучением могла рассматриваться как почти безопасная.

     Но если где и можно получать стронций-90 в значительных объемах, так это в таком месте, где находится атомный реактор, а если точнее — радиохимический завод, выделяющий нужные изотопы из продуктов деления урана в атомном реакторе. В этом отношении Челябинск-40 являлся идеальным объектом для размещения производственной линии с целью получения стронция-90 в промышленных масштабах. А Георгий Кривонищенко, будучи строителем по образованию и роду деятельности, мог стать идеальным агентом, специально «подставленным» противнику для дезинформации. Он не мог знать деталей технологического процесса, не мог даже в точности назвать конечный продукт по той простой причине, что все названия веществ и компонентов традиционно зашифровывались под номерами и для постороннего человека не несли никакой содержательной информации. В этом смысле требовать от него исчерпывающе полных сведений было бессмысленно. Георгий просто мог рассказать, что как строитель привлекался к инженерному оборудованию объекта, в котором размещена совершенно новая технологическая линия по выделению из отработанного реакторного топлива какого-то вещества для нанесения на корпуса подводных лодок, — таинственного изотопа, очень важного для подводного флота, так ему сказали работники, занятые отладкой этого производства, в недавнем прошлом его товарищи по институту. Что это за вещество — он не знает, ибо это — совершенно секретно, полностью зашифровано условными кодами, и какова цель нанесения этого изотопа на корпусы лодок — ему тоже неизвестно...
     Прекрасная легенда — с одной стороны, весьма интригующая, но вместе с тем с большими пробелами, которые противной стороне требовалось восстановить самостоятельно. Ведь чрезмерная осведомленность тоже всегда выглядит подозрительно. Чтобы понять, о каком изотопе идет речь и чем он интересен советскому подводному флоту, противнику придется получить образцы продукции новой технологической линии, причем взятые в разное время и желательно из разных мест, что позволит при их анализе составить более объективное представление о достигнутой чистоте продукта.
     Когда эти образцы будут изучены экспертами по радиохимии и противник узнает, что в Челябинске-40 запущена производственная линия по выделению из продуктов плутониевого производства стронция-90 и получению хроматов этого изотопа, тут-то ему специалисты по материаловедению расскажут — да это же прекраснейший замедлитель коррозии любых типов стали в соленой воде. И вот тогда разведка противника все поймет.
     Вернее, разведка будет думать, что поняла.
     И никаких фантазий о титане!
     Комитет госбезопасности, выполняя поручение Партии и Правительства, прятал, и вполне искусно, один из важнейших секретов страны. Подобная игра вполне могла завершиться достижением желаемого результата, способного убедить потенциального противника в том, что в СССР продолжается массовое строительство подводных лодок из стальных сплавов. Кстати, такой информационный вброс мог иметь и еще один позитивный (с точки зрения КГБ) момент. К тому времени суммарное число атомных подводных лодок, находившихся в эксплуатации в СССР и США, приближалось к двум десяткам. Ученые-кораблестроители внимательно изучали их свойства, и уже было известно, что даже самая совершенная атомная подлодка оставляет в толще воды изотопный след. Как ни крути, а стопроцентной изоляции ядерного реактора и теплоносителя первого контура добиться не удавалось никому — ни советским кораблестроителям, ни американским. В воздухе уже носилась идея создания высокочувствительного детектора радиоактивности в морской воде — подобный прибор был способен не только обнаруживать факт проплывания подводной лодки на определенной глубине, но и указывать направление ее движения (по градиенту снижения радиоактивности следа). По крайней мере, в теории. Так вот, покраска корпуса лодки краской-ингибитором на основе хромата стронция-90 служила отличным демаскирующим фактором, так как загрязнение бета-излучением обтекающего внешний корпус потока воды могло быть весьма существенным. А это означало, что военные специалисты стран НАТО могли поддаться соблазну сконструировать детектор бета-излучения морской воды, «заточенный» именно под обнаружение советских атомных субмарин с подобной краской на борту. Создание, испытания и внедрение такого устройства отняли бы значительные силы, время, человеческие ресурсы и финансирование от других, более важных военных проектов. Другими словами, советская контрразведка подкидывала прекрасную «ложную цель», или, выражаясь точнее, техническую задачу, решение которой было совершенно бесполезно с точки зрения насущных задач противолодочной обороны. Но узнать об этом НАТОвцам предстояло много позже.

     На этом, пожалуй, наши рассуждения, посвященные таинственному бета-излучателю на одежде погибших туристов, можно прервать. Сказано уже вполне достаточно, чтобы объяснить точку зрения автора на эту проблему. Напоследок позволю себе суммировать основные тезисы, которые должен принять во внимание любой, кто заинтересован в объективном анализе результатов физико-технической экспертизы.
     1. Бета-излучение высокой энергии (более 0,6 МэВ) в чистом виде в природе не встречается. Обнаруживаемые в природе естественные источники радиоактивности имеют смешанный тип радиоактивного излучения (альфа- плюс бета; альфа- плюс гамма- и пр.). А это означает, что бета-излучение на трех деталях одежды найденных в овраге туристов не может быть объяснено естественно-природной радиоактивностью неких минералов или пород, с которыми туристы могли бы столкнуться во время похода.
     2. Бета-излучение является одним из видов радиоактивности, создаваемой при атомном взрыве реагирующим ядерным «горючим». В ходе ядерного или термоядерного взрыва происходит синтезирование большого количества радиоактивных элементов и их изотопов, которые в течение некоторого времени активно самопроизвольно распадаются, проходя всю цепочку атомных превращений. Эти процессы сопровождаются всеми видами радиоактивных излучений. Ни ядерный взрыв, ни последующие превращения его продуктов не могут служить источником исключительно бета-распада, а это означает, что обнаруженное на одежде туристов загрязнение никак не связано с атомными взрывами на полигоне Новая Земля за три месяца до похода.
     3. Бета-излучение на одежде погибших не может происходить из Восточно-Уральского радиационного следа, поскольку в первые годы с момента его образования он имел высокую гамма-радиоактивность. С течением времени изотопы, служившие источником гамма-радиоактивности, претерпели цепочку распадов и практически исчезли, поэтому в настоящее время ВУРС действительно демонстрирует почти исключительно бета-излучение. Но в первые годы после аварии картина была качественно иной. Если бы одежда действительно была испачкана «грязью» из ВУРСа, то экспертиза в мае 1959 г. однозначно показала бы наличие двух типов радиоактивности — бета- и гамма-распадов.
     4. Радиоактивность одежды погибших туристов не может быть объяснена ее случайным загрязнением Георгием Кривонищенко. Режим контроля в Челябинске-40 как по периметру промышленной зоны, так и всей «закрытой зоны» объекта был таковым, что полностью исключал случайный вынос радиоактивных вещей. Кривонищенко, участвовавший в ликвидации аварии 1957 г., прекрасно знал об опасности радиоактивных излучений и имел все возможности официально избавиться от «грязных» вещей, получив за них денежную компенсацию. Он не имел ни одного бытового мотива хранить опасные вещи и тем более — вывозить их за пределы охраняемой зоны, рискуя быть пойманным при дозиметрическом контроле на выезде. В материальном отношении Георгий был состоятельнее остальных участников похода, и не только потому, что происходил из семьи крупного хозяйственного руководителя, но и потому, что получал по месту работы очень приличную по меркам того времени зарплату — 1200 руб./мес. Он успешно делал карьеру в системе Министерства среднего машиностроения, и рисковать репутацией по месту работы из-за двух свитеров и спортивных штанов было бы для него верхом неблагоразумия.
     Все изложенное позволяет нам достаточно уверенно утверждать, что радиоактивное загрязнение трех деталей одежды было умышленным и преследовало цели, никак не связанные с очевидно-бытовым предназначением. Одежда являлась идеальным «контейнером» (или «хранилищем», если угодно) переносимых образов радиоактивных изотопов, поскольку ее легко можно было замаскировать среди других вещей и передать «получателю» на глазах всей группы, мотивировав это вполне естественными причинами и, соответственно, не вызвав ни малейших подозрений. Ведь, как учит опыт разведчика, лучше всего спрятано то, что лежит на виду.