Олег Архипов. Смерть под грифом «Секретно». Часть Первая. Прощание с Юдиным
Прощание заболевшего Юрия Юдина с товарищами произошло утром в поселке Второй-Северный, как было отмечено ранее, 28 января — за несколько дней до предполагаемой массовой гибели всего отряда в ночь с первого на второе февраля 1959 года. Эпизод теплого расставания очень хорошо запечатлен на фотографиях, которые на день сегодняшний доступны всем интересующимся этой страшной загадкой благодаря Всемирной Паутине.
На одном снимке мы видим Зину Колмогорову и Юдина на фоне самого старшего по возрасту участника маршрута, 37-летнего Золотарева. А на другой, более известной фотографии Людмила Дубинина обнимает Юрия при находящихся поблизости и беззаботно улыбающихся Игоре Дятлове и Коле Тибо.
Все туристы пребывают в прекрасном расположении духа, полностью снаряжены и готовы к продолжению пути, чему ярким свидетельством служат огромные рюкзаки за их плечами и лыжные бамбуковые палки в руках. Скорее всего, эти печально известные уже на весь мир снимки в тот январский день сделал «штатный» фотограф группы, выпускник УПИ Юрий Кривонищенко.
Юра Юдин просил Валюкявичюса ехать тихо, чтобы он смог догнать его после прощания с ребятами. Станислав Александрович запомнил, что туристы все время обсуждали предстоящий маршрут, горы, скалы и леса, а также собирались провести фотосъемку этого сложного участка.
Потяжелевший за счет керна из геологического отвала рюкзак Юдина вскоре обратно в 41-й квартал (в поселок лесозаготовителей, где тургруппа останавливалась ранее при теплом приеме Огнева-Бороды и его товарищей) отвез на запряженной повозке Станислав Валюкявичус (выехал он в десять часов утра, после совместного с туристами завтрака). Помимо «чистого» туризма участники группы всегда исполняли различные общественнополезные обязанности. Юра Юдин в том походе был «медиком», но еще и «геологом», как частенько уже, бывало, ранее. Потому он и взял самый красивый и понравившийся ему керн для пополнения коллекции института. Ради исторической точности стоит отметить, что дедушка Слава вместе с рюкзаком Юрия вез обратно в поселок трубы. Дело в том, что в избе было много всякого добра, оставшегося от геологов. Юдин частенько отставал от повозки, а дедушка Слава терпеливо ждал его. Валюкявичус прибыл в 41-й примерно в 15:00 того же дня. Юдин пришел в поселок вслед за ним.
Студент УПИ Юрий Юдин после поселка лесозаготовителей сразу же вернулся в Свердловск и передал на словах Юрию Блинову, что группа Дятлова немного задержится на маршруте. И затем уехал на каникулы домой в глухую деревеньку Емельяшевку Таборинского района Свердловской области (сейчас ее уже не существует). Екатерина Сергеевна, мама Юрия, очень обрадовалась и, что называется, «откармливала» сына после студенческих будней. Там же состоялась встреча и с родным братом Михаилом, фронтовиком, который к тому времени вел педагогическую деятельность и работал директором школы. К слову сказать, Юдин в родных краях несколько загостился и задержался, что было естественным явлением, и в УПИ к этому подходили с пониманием. Вернулся Юрий в институт уже в самый разгар организации поисков пропавших туристов, с которыми он дошел до заброшенного геологического поселка.
Группа Дятлова должна была пройти после Второго-Северного еще много километров лыжного пути и совершить восхождение на горы Северного Урала Отортен и Ойка-Чакур.
Именно так будет в дальнейшем сказано в отчете маршрутно-квалификационной комиссии президиума Всесоюзной секции туризма:
«Маршрут, разработанный группой, захватывал отдаленный северный район Свердловской обл., район верховьев р. Лозьвы. Это был первый зимний маршрут в этом районе. Он проходил от п. 2-й Северный по р. Лозьве, верховья р. Ауспии. В верховьях р. Ауспии группа должна была построить лабаз и совершить радиальный выход на г. Отортен за три дня. В первый день перевалить в долину р. Лозьвы, на 2-й день — подойти к подножию горы Отортен, на 3-й день — войти на вершину г. Отортен и вернуться через перевал к лабазу, на подготовленную ночевку. Из долины р. Ауспии группа д.б. перевалить в долину р. Успия и по р. Вимере спуститься на юг к горе Ойка-Чакур. Один день отводился на восхождение на г. Ойка-Чакур. После этого группа д.б. по реке С. Тошемке выйти к поселку Вижай. Весь маршрут в 300 км группа д.б. пройти за 18 дней...»
Меня всегда осознанно интересовало, что именно чувствовал Юрий Ефимович Юдин, когда прощался с группой? Скорее всего, он переживал, что ему не удастся покорить маршрут третьей степени сложности и он вынужден оставить друзей посреди заснеженной и таинственной тайги, края сурового, но очень красивого. Конечно, студент четвертого курса УПИ Юрий Юдин тогда и не подозревал, что он больше не увидит своих товарищей и сам находится на грани, у неведомой, до непреодолимой стены. Он, больной, уезжает домой, а ребята, идущие на лыжах, один за другим, исчезают в воронке растаявшего времени и печальной неизвестности. Они направляются навстречу смерти в страну холодной и обдуваемой всеми колючими ветрами Горы Мертвецов.
Сегодня мы всматриваемся в эти и другие, имеющиеся в немалом количестве, черно-белые фотографии и изо всех сил пытаемся заглянуть за занавес темной тайны, которая не раскрывает своих железных объятий вот уже на протяжении полувека.
Я неоднократно разговаривал с Юрием Ефимовичем Юдиным о последних минутах прощания с группой товарищей во Втором-Северном. Несмотря на улыбки ребят, у всех на душе было очень грустно. Прощание проходило достаточно быстро, потому как Валюкявичюс со своей повозкой уже ждал Юрия. Юдин пошел вслед за повозкой, а туристы еще какое-то время оставались в заброшенном поселке.
С момента прощания команды свердловских туристов с Юдиным свидетелей продолжения маршрута группой Дятлова больше не имеется. Таковыми можно считать только выводы следствия, несколько записей в общем дневнике группы, многочисленные фотографии и самодеятельную «газету» «Вечерний Отортен», написанную на листке бумаги в шутливой манере самими ребятами, подробное описание которой будет далее. До сих пор, кстати, не определено, кто писал данный самодеятельный вестник. Его нет (во всяком случае, у широкой общественности) и о нем имеется упоминание только в следственных документах (сам текст). Кто именно являлся автором этого «самодеятельного походного издания» или писался он группой, повторюсь, совершенно не известно. В этом отношении можно строить только догадки и версии.
Остались позади поселки, приветливые и фактурные геологи, лесники и лесозаготовители, рыжебородый Огнев, дедушка Валюкявичюс, заболевший Юрка Юдин, взявший геологические образцы для родного института, и даже волшебная, запоминающаяся музыка из кинофильма «Золотая симфония». Вокруг только магический слепящий снег, заунывный ветер, суровые таежные объятия, дыхание и плечо товарища. Они одни. Идут вперед, неутомимо прокладывая лыжню, включая на полную катушку силу воли и подбадривая друг друга теплыми словами.
Как проходил путь группы Дятлова в тот знаменательный день прощания 28 января? Открываем дневник, рассказать об этом могут только его скупые строчки. Продолжение записи дня, без подписи, кстати:
«...Вышли в 11-45. Идем вверх по реке Лозьва. Каждый торит, тропу по 10 минут. Глубина снега в этом году значительно меньше, чем в прошлом. Часто приходится останавливаться и соскабливать мокрый снег с лыж, идо встречаются еще не замерзшие места. Юрка Кри идет сзади и делает кроки маршрута. Берега реки в районе 2-го Северного скалистые, особенно правый берег, затем скалы (сложенные из известняка) попадаются только местами, и в конце концов берега становятся пологими, сплошь покрытыми лесом.
Встаем на привал в 5-30 на берегу Лозьвы. Сегодня первая наша ночь в палатке. Ребята возятся с печкой, пришивают полог из простыни. Кое-что сделав и кое-что не сделав, садимся ужинать. После ужина долго сидим у костра, поем задушевные песни. Зина даже пытается учиться на мандолинке под руководством нашего главного музыканта Рустика. Затем снова и снова возобновляется дискуссия, причем Всe наши дискуссии, которые были за это время, преимущественно про любовь. Кому-то приходит в голову мысль стенографировать все наши высказывания или завести на этот счет особую тетрадь. Наговорившись, вдвоем вползаем в палатку. Подвешенная печка пышет жаром и разделяет палатку на два отсека, в дальнем отсеке располагаемся мы с Зиной. Никому не хочется спать у печки и решили положить туда Юрку Кри (с другой стороны располагается дежурный Саша Колеватов). Юрка, пролежав минуты две, не выдерживает и перебирается во второй отсек, при этом страшно проклиная и обвиняя нас в предательстве. После этого еще долго не могли заснуть, о чем-то спорили, но наконец, все стихло».
Многие исследователи, занимающиеся дятловской темой, искренне считают, что сии строки, написанные 28 января, оставила Люда Дубинина. Подобные заключения исходят из слов «мы с Зиной», «залезли вдвоем в палатку», «располагаемся с Зиной» ...
Если это так, то стоит отметить, как отличается стилистика письма Люды в дневнике группы от повествования в дневнике личном. Особо бросается в глаза отсутствие любимого словечка «вообще». Но это не такая уж удивительная особенность, ведь одно дело — общая картина, иное — личные строки, для себя.
Но самое главное, что из этой скромной и обыденной Дневниковой записи, вернее, ее финальной части некоторые несколько озабоченные «исследователи» пытаются вытянуть «гнилые» и видимые только им ниточки ссоры и чуть ли не серьезного «разложения» коллектива. И я считаю своим долгом более подробно рассмотреть этот на самом деле абсолютно рядовой эпизод.
Когда Люда писала строки, что «Юрка перебирается во второй отсек, страшно проклиная и обвиняя нас в предательстве», она не имела в виду какую-то реальную ссору, эмоциональные слова проклятия, сотрясание кулаками, а обычное, оригинальное и шутливое поведение Кривонищенко. Если у Коли Тибо был своеобразный юмор, то Кривонищенко всегда отличался совершенно иными юмористическими тональностями. Это был его индивидуальный стиль, яркая личностная особенность. И острил он, по воспоминаниям современников, очень метко, звонко, хлестко, и даже не передать, как органично все это смотрелось. Юрка Кривонищенко — это был мотор. Очень энергичный и артистичный, громкоголосый молодой человек. И «проклинал», и «обвинял» в «предательстве» он с поэтической театральностью, неизменно вызывая громкий хохот у своих товарищей. Он был, что называется, актером, любил подобные представления, вспомним хотя бы эпизод на вокзале с кепкой для сбора конфет, когда он затянул своим мощнейшим голосом песню.
Поэтому очень, мягко скажем, наивно и совершенно нецелесообразно делать выводы о «ссорах» в группе на основе скупых дневниковых записей, а то и вырывать их из контекста. И уж тем более строить свои бредовые версии о том, что ребята чуть ли не поубивали друг друга в роковую и страшную ночь.
Для думающего человека подобные измышления и инсинуации абсолютно недостойны. Для выводов необходимо знать точный психологический портрет группы и всех ее участников, а также иметь четкое представление о моральном архетипе ребят пятидесятых годов. Только при таких знаниях сможет открыться объективная историческая страничка. И проецировать возможное поведение современной молодежи на далекие трагические события, по крайней мере, неуместно и вызывает антипатию и естественное отторжение. Никаких ссор в группе Дятлова не было и быть не могло. Психологический портрет каждого спортсмена Игорь при формировании команды рассматривал буквально под микроскопом. И самое главное, группа была абсолютно предана своему Лидеру. И даже участие в походе одного неизвестного и нового человека, при всех его психологических особенностях и колоссальном опыте, не могло внести серьезных разногласий в микроклимат коллектива. Группа сознательно заблокировала бы любое проявление самостоятельных действий или подрыва авторитета признанного лидера со стороны новичка.
Сейчас же наше внимание должен привлечь личный дневник темноглазой Зиночки Колмогоровой за интересующий нас день:
«Дедушка Слава на своей лошади сегодня уходит, уходит и Юра Юдин. Взял несколько образцов. Я видела впервые эту породу после бурения. Здесь много халькопирита и пирита[1] Вчера вечером мальчишки глупо острили. По -моему, на них не надо обращать внимaнuя тогда они меньше хамить будут. А так пока ничего. Уже давно пора выходить, а все еще копаются и копаются. Не понимаю, как можно так долго собираться (Складывается впечатление, что заброшенный поселок до последнего задерживал их, не отпускал. — О.А.).
Вот прошли первые 30 мин. Конечно, рюкзак ничего, тяжеленький, но идти можно. Первый день ведь всегда трудно[2]. Сашка Колеватов испытывал свое приспособление и бросил. Второй привал. Идти вчера было без рюкзаков гораздо легче. Снег, снег, снег, снег по берегам рек замерз. Снег, снег. Метет[3]. Обед был часа в 4. После обеда сделали всего один переход и на привал встали. Я зашивала палатку. Улеглись спать. Игорь весь вечер хамил, я просто не узнавала его. Пришлось спать на дровах у печки».
Интересно, а какие же строки оставил в те дни педантичный и аккуратный Александр Колеватов? Какими мыслями делился с бумагой постоянно ведущий свои дневник опытный турист? Об этом, забегая вперед, должен с большим сожалением сообщить, нам неведомо. Дневник Колеватова так и не был найден. Во всяком случае, в официальном деле о нем никаких упоминаний не имеется. Но это совсем не значит, что этого личного дневника в последнем походе не было. Дневник Колеватова стал небольшим, но очень острым камнем преткновения в исследовательской среде по вполне понятным причинам. Поэтому и бытует мнение, что он был все- таки найден и на его страницах была отображена причина гибели группы Дятлова.
В этом месте стоит отметить, что я имею в виду именно личный дневник Колеватова, который он вел из похода в поход. Зеленая книжечка (блокнотик) была выдана Колмогоровой каждому участнику экспедиции. Блокноты Слободина и Колеватова, как я понял, были найдены, но оказались незаполненными и пустыми. Но кто их видел, помимо следователя?
Это очень тонкий аспект. Помимо последнего снимка, ребята могли оставить хоть самые краткие, но достоверные свидетельства о факторе страха и разыгравшейся трагедии последней в их жизни ночи. Тем более после того, как стали гибнуть их товарищи. Но это я вновь немного забегаю вперед и искренне прошу прощения у читателя.
«29.1.59 г. День второй, когда мы идем на лыжах. Шли от ночевки на Лозьве к ночевке на р. Ауспии. Шли по тропе манси. Погода хорошая — минус 13°С. Ветер слабый. Часто на Лозьве встречаем наледи. Все.
Коля Тибо».
Тибо воистину всегда великолепен и оригинален! Чувствуется прекрасный юмористический тембр и инстинкт понимания сложившейся ситуации. Он в дневнике до этого уже отметился короткой, но меткой фразой. Да и судя по фотографическим кадрам того похода, Николай обладал великолепным чувством юмора. Чего только стоят его шутливые позы на фотокамеру.
Они идут навстречу судьбе, делая очередные привалы, ночуя в палатке, но неизменно приближаются к Горе Мертвецов.
Двадцать девятого числа в личном блокноте Колмогоровой сделана следующая запись:
«Сегодня Юрка именинник. Идем сначала по Лозьве, потом на Ауспию свернули. Места красивые. Вдоль Ауспии проехали манси. Видели след, зарубки, видна тропа. На тропах часто знаки встречаются. Интересно, о чем они пишут? Сейчас мансийская тропка строго сворачивает на юг. Сейчас мы сидим трое: Рустик, Юрка и я. Ждем остальных. На ночлег остановились недалеко от лыжни. Мы пилим дрова с Юркой. Поговорили о прошлом. «Повеса» так «повеса».
Меня всегда интересовала одна любопытная деталь из дневниковых записей ребят и касается она скромного празднования дня рождения. Получается, что на поверхность все время всплывают небольшие вопросы, но об этом речь пойдет чуть ниже.
Мы продолжаем изучать путь дятловцев. Следующий день был охарактеризован тремя записями в дневниках. Начнем с группового:
«30 января. Дневник пишется в пути, на морозе, на ходу.
Сегодня третья холодная ночевка на берегу Ауспии. Начинаем втягиваться. Печка — великое дело. Некоторые (Тибо и Кривонищенко) думают сконструировать паровое отопление в палатке. Полог — подвешенные простыни вполне оправдывает. Подъем в 8-30. После завтрака идем по реке Ауспии, но опять эти наледи не дают нам продвигаться вперед. Пошли берегом по санно-оленьей тропе. Да, манси, манси, манси. Это слово встречается в нашем разговоре все больше и больше. Манси — народ Севера. Малонациональный Ханты-Мансийский н-р. с центром Салехардом — 8 тысяч человек. Очень интересный и своеобразный народ, населяющий Северный Заполярный Урал, ближе к Тюменской области. У них есть письменность, свой язык и, что характерно, особый интерес представляют лесные засечки и особые значки».
Эти самые знаки, своеобразные зарубки на деревьях сильно заинтересовали туристов, что и неудивительно. Они охотно фотографировали их. Известны фотографии Кривонищенко, Дорошенко и Слободина, с интересом разглядывающих подобные мансийские письмена. В этот день была оставлена в дневнике еще одна запись. И тоже без подписи:
«Погода: температура утром -17°C
днем -13 °С вечером -26°С. Ветер сильный, юго-западный, падает снег, облака густые, резкий перепад. Температура характерна для Северного Урала. Это своеобразный лесной рассказ. Эти значки говорят о замеченных зверях, о стоянках, разнообразных приметах, и прочитать или разгадать их представляет особый интерес как для туриста, так и для историков. Оленья тропа кончилась, началась торная тропа, потом и она кончилась. Шли целиной очень трудно, снег до 120 см глубиной. Лес постепенно редеет, чувствуется высота, пошли березки и сосенки карликовые и уродливые. По реке идти невозможно — не замерзла, а под снегом вода и наледь, тут же на лыжне идем опять берегом. День клонится к вечеру, надо искать место для бивуака. Вот и остановка на ночлег. Ветер сильный западный, сбивает снег с кедра и сосен, создавая впечатление снегопада. Как всегда быстро разводим костер и ставим палатку на лапник. Погрелись у костра и пошли спать».
Литературный стиль хороший, если учесть, что писались данные предложения практически на морозе, мягко скажем, не в комнатных условиях. На мой взгляд, в наиболее литературном ключе отметились в дневниковых записях Игорь Дятлов, Зина Колмогорова, Саша Колеватов и Юрий Кривонищенко. Может быть, они и оставили эти заметки в групповом дневнике? Авторство можно было бы успешно определить через индивидуальный почерк. Но, как известно, в деле прокурорского расследования нет подлинных, рукописных страниц дневника, а только копии текста, отпечатанного на машинке. Вот так.
И по этому важному пункту сразу напрашивается множество вопросов. Почему не сохранить для уголовного дела о гибели группы подлинник дневника? Или там есть страницы и записи, видеть которые широкой общественности не рекомендуется и поныне? Все-таки оставим все вопросы на потом, тем более что далее мы будем задавать их вместе, углубляясь в исследование поразительного феномена.
А теперь хотелось бы привести еще и запись из группового дневника Зинаиды Колмогоровой. Всего у нее было две пометки в общем дневнике, сделанные в ходе похода. Первая 24-го января, когда погрузились в поезд. Там сказано и про песни, спетые под стук железнодорожного состава, и о приезде в Серов, где туристов радушно встретили в местной 41-й школе.
Странно: определенная игра цифр. И школа 41-я, и поселок тоже 41-й. Такое бывает, но все мелочи, совпадения и сигналы в этой темной и трагической истории кажутся предостерегающими, знаковыми и пугающими. Но это с высоты сегодняшнего дня, а тогда ребята просто шли в поход, в очередной раз торили тропу, пели песни и грелись у костра после тяжелого перехода.
Зинаида Колмогорова оставила в дневнике следующую запись:
«30 января. С утра -17°С — похолодало.
Дежурные (повторно С. Колеватов и К. Тибо за вчерашний медленный сбор) долго разводили костер, с вечера постановили на 8 минут с момента подъема вставать и освобождать палатку. Поэтому все давно проснулись и ждут эту команду. Но бесполезно. Около 9-30 утра начался пассивный подъем. Коля Т. что-то острит с утра. Собираться никому неохота. А погода! В противоположность остальным теплым дням — сегодня солнечный холодный день. Солнце так и играет. Идем, как и вчера, по мансийской тропе. Иногда появляются на деревьях вырубки — мансийская письменность. Вообще очень много всяких непонятных таинственных знаков. Возникает идея нашего похода — «В стране таинственных знаков». Знать бы эту грамоту, можно было бы без всяких сомнений идти по тропе, не сомневаясь, что она уведет нас не туда, куда нужно. Вот тропа выходит на снег. Теряем след. В дальнейшем тропа идет левым берегом Ауспии, но упряжка оленей прошла по реке. По ней идти легче. Около 2-х часов останавливаемся на обед — привал. Корейка, горсть сухарей, сахар, чеснок, кофе, запасенное еще утром — вот наш обед. Настроение хорошее. Еще два перехода — пять часов — время остановки на ночлег. Долго искали место, вернулись метров на 200 назад. Место прелестное. Сухостой, высокие ели, словом, все необходимое для хорошего ночлега. Люда быстро отработалась, села у костра. Коля Тибо переоделся. Начал писать дневник[4]. Закон таков: пока не кончится вся работа, к костру не подходить. И вот они долго спорили, кому зашивать палатку. Наконец, К. Тибо не выдержал, взял иголку. Люда так и осталась сидеть. А мы шили дыры (а их было так много, что работы хватало на всех, за исключением двух дежурных и Люды. Ребята страшно возмущены). Сегодня день рождения Саши Колеватова. Поздравляем, дарим мандарин, который он тут же делит на 8 частей (Люда ушла в палатку и больше не выходила до конца ужина). В общем, еще один день нашего похода прошел благополучно».
На этом пункте стоит остановиться особо. Бытует мнение, что группа после ссоры с Дубининой уже не была монолитной, и в таких непростых условиях текущего похода это не могло не сказаться на дальнейшем климате внутри коллектива. Самые нетерпеливые умы пытаются связать историю с палаткой и поведение в экстремальных условиях последней ночи. На мой взгляд, произошла даже не ссора. Просто Люда Дубинина продемонстрировала всем свой характер, думается мне, не в первый раз. Девушка она была сильная, волевая, самобытная и в этой ситуации отстаивала позицию до конца, даже удалившись с ужина в палатку. Деление мандарина прошло без ее скромного участия, но это не значит, что ей объявили бойкот или выговор. Делать резкие суждения на сей интересный счет, по-моему, совершенно безосновательно.
Скорее всего, Игорь переговорил с ней с глазу на глаз по поводу этой темы, тем более они прошли вместе не один сложный туристский путь. Я бы советовал помнить ранение Люды во время саянского похода и ее мужественное поведение, а не восемь долек мандарина и отказ от зашивания палатки. По-моему, если брать во внимание поведение в трудной ситуации, то ранение перевесит все иные приведенные аргументы. Но это, еще раз повторюсь, мое авторское видение данного вопроса или, вернее сказать, эпизода рассматриваемого дня.
Была также оставлена вот такая короткая запись в дневнике Зины Колмогоровой:
«30.2.59[5]
Идем по Ауспии. Мансийская тропка кончилась. Лес хвойный. С утра солнышко было, а сейчас айсерм. Весь день шли вдоль Ауспии. На мансийской тропке встали на ночлег. Колю сегодня не заставили дежурить, и дежурили мы с Рустиком. Сожгли варежки 2 и фуфайку Юркину. Он ругается все время. Сегодня, наверное, будем строить лабаз».
В распоряжении исследователей есть несколько снимков Рустема Слободина, на котором шутливо надета поверх собственной штормовки сожженная фуфайка Кривонищенко.
Кстати, день рождения Колеватова — 11 декабря. Либо это было преждевременное празднование, либо отмечались именины, или, бывали случаи, когда в документах записывались неверные даты рождения. Такое в те годы случалось. Это не важный аспект для расследования, но как фактологическую деталь его отметить стоит.
Что же касается именин Юрки, о которых ранее упоминалось в дневнике, то сказать по этому поводу что-то однозначно нельзя. День рождения Кривонищенко — седьмого февраля. Но и то, что Юрий мог ради красного словца в виде очередной шутки обронить какое-либо утверждение, тоже забывать не стоит...
Теперь пришла нелегкая пора с замиранием сердца обратиться к последней записи в дневнике группы Дятлова, которую символично сделал собственноручно сам руководитель. Всего лишь за день до предполагаемой гибели отряда:
«31 января 1959 г. Сегодня погода немножко хуже — ветер (западный), снег (видимо, с елей), ибо небо совершенно чистое.
Вышли относительно рано (около 10 утра). Идем по проторенному манси лыжному следу. (До сих пор мы шли по мансийской тропе, по которой не очень давно проехал на оленях охотник.) Вчера мы встретили, видимо, его ночевку, олени дальше не пошли, сам охотник не пошел по зарубкам старой тропы, по его следу мы идем сейчас. Сегодня была удивительно хорошая ночевка, тепло и сухо, несмотря на низкую температуру (минус 18-24°С). Идти сегодня особенно тяжело. След не видно, часто сбиваемся с него или идем ощупью. Таким образом проходим 1,5-2 км в час. Вырабатываем новые методы более производительной ходьбы. Первый сбрасывает рюкзак и идет 5 минут, после этого возвращается, отдыхает минут 10-15, после догоняет остальную часть группы. Так родился безостановочный способ прокладывания лыжни. Особенно тяжело при этом второму, который идет по лыжне, торенной первым, с рюкзаком. Постепенно отделяемся от Ауспии, подъем непрерывный, но довольно плавный. И вот кончились ели, пошел редкий березняк. Мы вышли на границу леса. Ветер западный, теплый, пронзительный, скорость ветра, подобная скорости воздуха при подъеме самолета. Наст, голые места. Об обустройстве лабаза даже думать не приходится. Около 4-х часов. Нужно выбирать ночлег. Спускаемся на юг — в долину Ауспии. Это, видимо, самое снегопадное место. Ветер небольшой по снегу 1,2-2 м толщиной. Усталые, измученные, принялись за устройство ночлега. Дров мало. Хилые серые ели. Костер разводили на бревнах, неохота рыть яму. Ужинаем прямо в палатке. Тепло. Трудно представить подобный уют где-то на хребте, при пронзительном вое ветра, в сотне километров от населенных пунктов. Дятлов».
Это была последняя запись в дневнике. И завершающие слова опять пророческие. Никакого элементарного уюта, действительно, не будет, только яростная борьба за жизнь среди безжалостного, агрессивного ветра на снежном склоне Горы Мертвецов. Жестокая и страшная смерть в безлюдном районе.
Но молодые люди шли вперед не для того, чтобы соскользнуть на край пропасти и почувствовать последние слабеющие удары пульса. Никто из них, конечно, не знал о следующей ночи и знать ничего не мог о событиях, которые войдут в историю вместе с их жизнями. А пока они занимаются обыденными в туристской деятельности Делами. Как всегда, ничего нового — только всхлипы ветра усиливаются за стенками заштопанной палатки и становится холоднее. А также добавляется сильная Усталость и напряжение.
Но дятловцев этим природным концертом не испугать. Их девять, они в большинстве своем дружны, опытны и держатся друг за друга, как и подобает участникам коллектива, спаянного единой целью. Они мотивированы и идут покорять очередной маршрут, окруженные облаками серебристого инея. И они покорят его, сомнений быть не может. Завтра будет основан лабаз, и группа дальше пойдет налегке, для того чтобы взять горную вершину. И команда Дятлова победит все неблагоприятные обстоятельства и возникшие на их пути трудности.
Такие естественные мысли, скорее всего, были у ребят. Не быть их не могло. Так же, как и страстного желания жить, развиваться, трудиться. Потому что их молодость была определяющим фактором — так же, как и сила, энергия, задор. Планов громадье, желаний и будущих побед. Что значил этот поход? Лишь проведение каникул и спортивная, туристская общая цель. Самоутверждение и очередная проверка на прочность каждого из них и всей команды в целом. А там, за горизонтом — настоящая, взрослая жизнь со своими приоритетами и правилами. Стоит лишь протянуть руку и завтра сделать следующий шаг по белому снегу навстречу судьбе...
Я оторвался от компьютерной клавиатуры, протер глаза и подошел к окну, по которому струились капли усиливающегося осеннего дождя. Это Дело не выходило у меня из головы уже более года, тянуло к себе, не давало покоя. И было осязаемое и очень устойчивое чувство, что все время, что я над ним работаю, кто-то стоит за спиной, помогает и направляет меня.
Я улегся в широкую гостиничную кровать и почти моментально стал проваливаться в бездонную сонную лощину; последнее, что я мельком увидел, были удаляющиеся спины туристов, торивших свой теперь уже вечный путь посреди безмолвного белого океана...
На следующий день я машинально разглядывал в мутное окно электрички проносившиеся мимо деревья и деревенские пейзажи. В голове снова играла запоминающаяся мелодия из великолепного кинофильма «Золотая симфония», и я был погружен в свои мысли.
В который раз я задавал себе вопрос: почему меня все-таки магнетически тянет к детальному, доскональному изучению Этого Дела?
Лично для меня стремление исследовать таинственный вопрос, связанный с гибелью группы Дятлова, имело всегда, прежде всего, нравственную основу. Это не момент увлечения сложной загадкой, построением собственной версии или общением посредством всемирной сети с увлеченными подобными расследованиями людьми. В начальный период возникновения интереса к Этому Делу меня сразу же поразила жуткая энергетическая атмосфера, которая пронизывает все страницы официального расследования и сегодняшние работы в поисках истины, которые ведут многочисленные исследователи.
Сама трагедия, происшедшая более пятидесяти лет назад на склоне Горы Мертвецов, связана с такими мистическими моментами, что иные совпадения не могут возникнуть просто случайно. Тут дело не в литературных талантах писателя, выстраивающего самобытный сюжет. Нет, это жуткая реальность, запечатленная на ложе страха и ужаса, которые не смогли сломить Борцов, сражавшихся до последней секунды жизни, до последней черты, проведенной далеко не человеческой рукой...
Феномен этого громкого дела заключается в том, что были найдены все тела погибших, различные артефакты, следы, палатка, лабаз и т.д. Для следствия оказались открыты все двери, ведущие к окончательному результату и вердикту. Ведь смерть некоторых участников группы была исключительно насильственной и страшной. Общественность Свердловска очень внимательно следила за следствием по данному делу, но расследование в самой активной части было остановлено кем-то, хранящим тайну и по сей день, хотя, как я еще раз подчеркну, почти все известные факты, связанные с этим делом, обнажены и требуют лишь внимательнейшего аналитического разбора.
Я приехал в Тюмень поздним вечером и, распаковав сумку, уселся в домашнем кабинете за ноутбук. Достал и положил на стол материалы, касающиеся Этого Дела, собранные мною сведения и диктофон. Дождь не исполнял мне больше свою заунывную арию, и я вновь сосредоточился на тексте.
Перед моими глазами предстала картина восхождения на Холат-Сяхыл. Ветер, снег и непроницаемое холодное небо, давящее на девять молодых туристов, которые подходят к невидимой черте, темному знаку, скрывающему от нас до сих пор кладезь настоящей Истины в разгадке Этого Дела.
И вскоре набрал на клавиатуре следующие слова...
[1] Слово неразборчиво.
[2] Юдин практически сошел в первый день активной фазы маршрута.
[3] Почерк неразборчивый, словно написано на ходу.
[4] Вот бы его почитать: в деле о нем ничего не сказано или, может, предыдущую запись в дневнике группы оставил именно Николай Тибо?
[5] Ошибочно указан месяц?